Порфирий Федорин

Некогда Порфирий Федорин учился иконописи, но, как сам признается, без должного усердия. Тогда же, десятилетие назад, начался творческий путь Порфирия Федорина- живописца. Практически сразу его настигла медийная слава — благодаря интернету, дающему неограниченные возможности самопрезентации. Федорин начал выставляться в составе небольшой творческой группы «ПВХ» («Просто великие художники»). По легенде, этот коллектив наивных авторов вырос из посещения очередной выставки «Бубнового валета». Не так давно Порфирий Федорин перебрался в Санкт-Петербург, где примкнул к близкой по духу группе «Колдовские художники».

Порфирий Федорин именует себя космогоническим сюрреалистом, а его многолетний проект носит громкое имя «Космогония». Картины художника пестрят причудливыми образами, едва ли поддающимися интерпретации. Здесь персонажи, напоминающие католических святых, соседствуют с фантастическими существами из мифологии ацтеков, а рядом, в густой траве, затаился вполне узнаваемый кот из мастерской автора. Все это напоминает ретабло, которые рисуют на заказ мексиканские ярмарочные художники. Сюжеты подобных картинок всегда полны бытовой фантастики: будто своеобразные народные апокрифы, они дополняют жития местночтимых святых новыми подвигами. Фантазм всегда моделирует альтернативную действительность, но при этом любой фантастический текст покоится на реальности. До сих пор живы средневековые предрассудки, осуждающие пренебрежение реальностью и блуд глаза, а в нормативной эстетике фантастическое долгое время считалось дурновкусием.  

Фантастическое искусство по сей день считается маргинальным, и творчество Федорина популярнее в сети, нежели на выставочных площадках, в чем видится продолжение вечного романтического конфликта с диктатом рассудочного. При этом высшим проявлением фантастического можно смело считать суждения астрофизиков, которых в иррациональности не упрекнуть. Научное знание в поисках истины использует моделирование и выстроенные на метафорах теории, что роднит процесс научного познания с художественным творчеством. Фантастика обращается к вытесненным из массовой культуры темам, но это вовсе не значит, что они не заслуживают внимания. Поэтому вдвойне интересно окунуться в панорамы инобытия, которые раскрывает перед нами творческий гений Порфирия Федорина.

Словно ритмичное зудение цикад, по мирам Федорина разносятся отголоски психоделической революции. Один из первопроходцев в изучении глубин сознания, писатель Олдос Хаксли утверждал, что мозг работает не в полную силу, сталкиваясь с естественными — биологическими — ограничениями. Человек овладевает исключительно навыками, необходимыми для выживания в биосоциальном окружении. Соответственно, и реальность нам доступна только та, которую мы заслуживаем как биологический вид и единицы социума, покоящегося на языковых условностях. Однако, в поисках эстетического опыта или же просто из любопытства, можно расширить эти узкие рамки: постигая мир эмоционально-интуитивным путем, придерживаясь определенных духовных практик или занимаясь творчеством.

Зачастую фантастическое творчество визионеров, при всей общности идей и обращении к некоему универсуму, остается все же малодоступным для непосвященного зрителя. Так, визионер Федорин похож на визионера Хаксли, познавшего психоделическую оптику и дивящегося складкам на собственных штанах, по которым он следует через века, уводя за собой читателя в любопытный искусствоведческий экскурс. И Хаксли, и Федорин, несмотря на выходы за границы, остаются пленниками эстетического опыта и следуют путем тех же языковых условностей и знаковых систем, что и миллионы других людей.

Присмотревшись к колосящимся травам и фантастическим садам на картинах Порфирия Федорина, мы обнаружим в них массу существ, знакомых по различным живописным традициям. Травы и цветы во вселенных художника — вполне земные, хоть и выросли под лучами двух-трех светил. Иконописные ракурсы и гротескные растения воспринимаются прежде всего как ложные образы или цитаты без источника — симулякры, если угодно. На деле же эти образы принадлежат неизвестному пантеону индивидуальной мифологии Федорина, которая сформировалась из сугубо личного опыта. И, поскольку каждый обречен оставаться пленником собственного сознания, приглашение художника присоединиться к фантастическому путешествию принять сложно. Постижение чужого творческого гения требует определенных духовных усилий, отказа от рацио и мнимой художественной эрудиции. Однако выход есть: ключом к воротам восприятия в данном случае выступают эмоции и интуиция — редкие явления в условиях господствующего концептуального искусства.

Эти многофигурные композиции и загадочные портреты не следует рассматривать как систему знаков, зацикленную на самовоспроизведении живописной традиции. Здесь всё — не то, чем кажется.