В своей лекции в Эрарте, посвященной теме блокады, журналист и краевед Лев Лурье коснулся самых разных сторон жизни осажденного Ленинграда: от военных действий на передовой до эвакуации, от Дороги жизни до уборки трупов с городских улиц, от норм питания до печей кирпичного завода, которые превратили в крематорий.
Лекция под названием «Семидесятилетие первого сталинского удара. Неразгаданные тайны блокады» вызвала огромный интерес. Зал Эрарты оказался переполнен людьми самых разных возрастов. Было много молодежи, пришли и те, кто сам пережил блокаду.
По словам Льва Лурье, в начале войны никто не мог предположить, что Ленинград будет блокирован. Немцы уже подходили к Петрограду во время Первой мировой. В Москве все надеялись, что и на этот раз город отобьется. Рассматривались самые разные варианты. Город могли сдать заминированным, как это было в Киеве. Советское командование хотело перебросить войска с Ленинградского фронта на защиту Москвы. Однако быстрого штурма города не получилось, и немецкое командование приказало взять Ленинград в плотное кольцо и избавиться от жителей с помощью голода и холода.
Как отметил Лев Лурье, осенью 1941-го многие ленинградцы положительно бы ответили на скандальный вопрос телеканала «Дождь». Немалое количество людей тогда хотели, чтобы немцы вошли в город и ситуация хоть как-то бы смягчилась: голод казался худшим из врагов. В НКВД даже всерьез опасались социального взрыва. Однако это были иллюзии. Кормить ленинградцев или давать им какую-либо работу фашисты не собирались. И это доказывает оккупация пригородов (Пушкина, Павловска, Гатчины), где смертность местного населения была еще выше, чем в Ленинграде, потому что не было продовольственных карточек.
Частый вопрос — вовремя ли началась эвакуация? По словам Льва Лурье, она началась еще летом 1941 года, но первым делом вывозили тех, кто был нужен. Эвакуировали Эрмитаж, Русский музей, Кировский завод. На Урал везли не столько людей, сколько станки — чтобы делать танки. Действительно масштабная эвакуация жителей началась позднее, под бомбежками по Дороге жизни вывезли более полумиллиона человек.
Самый тяжелый период блокады — с ноября 1941-го по апрель 1942 года. Сколько тогда умерло людей, точно неизвестно до сих пор. У жилищных управлений — одни цифры, у могильщиков — другие. Потому что, когда умирал человек, оставались его карточки, которые еще можно было отоварить, чем и занимались порой соседи или управдомы.
Та зима была самой холодной в истории. Чтобы выжить, люди топили буржуйки паркетом, старинной мебелью, разбирали целые деревянные дома. И при этом в городе процветала коррупция. Продукты разворовывались на всех этапах: со складов, в столовых, из госпиталей. На еду меняли драгоценности, столовое серебро, картины. В блокаду было собрано немало антикварных коллекций.
Вопреки расхожему мнению, городом во время блокады фактически руководил вовсе не первый секретарь Ленинградского обкома Андрей Жданов: он много пил, боялся бомбежек и первые месяцы почти безвылазно просидел в подвале Смольного. А руководство взял на себя первый секретарь горкома Алексей Кузнецов. Очень скоро Сталин стал присылать директивы именно ему, а не Жданову.
Спас же Ленинград, по мнению Лурье, командующий фронтом Леонид Говоров — бывший белый офицер, который не был похож на красных командиров. Он не употреблял алкоголь, не повышал голос, посещал Никольский морской собор. Но именно ему, в отличие от предшественников, удалось организовать несколько удачных военных операций и все-таки прорвать кольцо окружения.
Как отметил Лев Лурье, главным праздником многие блокадники и фронтовики считают дату прорыва блокады в январе 1943 года. А с днем полного освобождения от блокады вышла путаница. Фактически блокада была полностью снята еще 20 января 1944 года, о чем была послана телеграмма Сталину с просьбой провести по этому поводу праздничный салют. Вождь несколько дней думал, а потом разрешил устроить салют 27 января. Эта дата и вошла в историю.
Лекция сопровождалась показом фотографий улиц блокадного города, портретов командующих Ленинградским фронтом, снимков памятных мест. По мнению Лурье, мемориал «Разорванное кольцо» (скульптор К. Симун) — гениальный символ блокады и один из лучших памятников Второй мировой войне.
