Художник Григорий Лысак о своей выставке «Под обоями» в музее Эрарта. Интервью
Автор выставки «Под обоями» Григорий Лысак рассказал команде музея Эрарта о том, как он создает абстрактно-экспрессивные полотна, где находит дореволюционные газеты для своих картин и почему живопись для него — скорее, необходимость, чем хобби
- Как появилась серия «Под обоями»
- Как старые газеты оказались не в мусорном баке, а на холсте
- Какие ценные находки сделал автор во время реставрационных работ в особняках Петербурга
- Какое место в жизни архитектора Григория Лысака занимает живопись
О месте живописи в жизни
Для меня живопись — это способ самореализации в первую очередь и даже необходимость. Я считаю, что любой человек должен уделять какое-то время творчеству, которое не является основным видом его деятельности. В моем случае основной вид деятельности — это архитектура: выверенные планы, тектоника, здесь я оперирую совершенно другими понятиями. И периодически я прихожу в мастерскую, где просто выплескиваю на холст все эмоции, которые я не смог реализовать в архитектуре.
О выставке «Под обоями»
Все представленные здесь (в музее Эрарта) работы — это производные от моей профессиональной деятельности. Я как архитектор сталкиваюсь с реконструкцией, реставрацией памятников архитектуры в Санкт-Петербурге — это здания конца 19 — начала 20 века, многим знакомые доходные дома, особняки. Изначально они были построены в некоем, можно сказать, величии, потом прошли через мясорубку коммунальных квартир, то есть через постоянные перепланировки, когда одни дверные проемы замуровывают, а новые появляются. Сейчас все возвращается на круги своя. То есть за вилку в 100—150 лет с домами происходили сказочные метаморфозы. Столкнувшись с этим, особенно при капитальном ремонте, я обратил внимание, что раньше была такая практика: перед тем, как наклеить новые обои, старые срывали, подклеивали подручные газеты, и тем самым на стенах образовывался достаточно серьезный пласт, где были вперемешку обои, краска, газеты и так далее. Я решил все это не отправлять в утилизацию, а начал в это вчитываться, начал об этом задумываться, вникать, нашел там огромное количество информационных поводов, как бы сейчас сказали, которыми тогда жили люди. И уже отталкиваясь от этих информационных поводов, от архитектуры, через абстракцию и экспрессию, используя элементы, которые находил во время своей профессиональной деятельности, я решил создать серию работ. Мне захотелось, чтобы зритель смог вместе со мной заново пережить все эти ощущения и впечатления, смог узнать, чем жили люди 150 лет назад, в довоенный период, в дореволюционный период. Это очень интересно, потому что газеты были на нескольких иностранных языках, то есть люди интересовались, выписывали и в оригинале их читали.
О материалах
Я работал исключительно с тем, что попадало мне под руки во время работы над объектом. То есть все то, что собирались скидывать в пухто и отправлять на утилизацию. Я просто давал команду, и все это откладывали в отдельное место, где я потом сидел и во всей этой куче ковырялся. Это не архивы. Я не использую в работах покупные, коллекционные издания, то есть все то, что и так может получить какую-то жизнь сейчас. А у меня лишь то, что де-факто должны были уничтожить.
О необычных находках
Одна из самых интересных находок размещена на титульной картине выставки «Под обоями». Это газета Daily News 1912 года — номер за пять дней до крушения «Титаника», а на втором куске — уже через пять дней после трагедии. Там написано, как люди переживали, как встречали последних выживших в Нью-Йорке. Это пока самый удачный вариант сплетения в моих работах и одна из самых удачных моих находок.
Неплохие находки есть на инсталляции — это газета The Times, тоже, кажется, 1912 года. На самом деле, много находок — можно вчитываться, можно открывать для себя какие-то новые, интересные вещи.
О творческом процессе
Творческий процесс по полочкам, мне кажется, сложно будет сейчас разложить. Это все достаточно эмоциональные вещи — бывает, получается сразу: ты берешь какой-то элемент и сразу же видишь, как должна выглядеть работа. Ты приклеил, что-то задекорировал, открыл для себя пятно, начал играться с ритмами, и все получается буквально с первого раза.
Бывает, конечно, что работы посложнее идут. Есть, допустим, события, о которых я практически ничего не знал. Допустим, послереволюционную историю, с 1917 по 1940 год, я не очень хорошо знал — мне приходилось открывать «Википедию» или Google, прочитывать, что это за событие, и только после этого у меня уже рождались какие-то образы, и я начинал писать.
О категории прекрасного в искусстве
Если взять за эталон прекрасного академическую живопись, то у меня, в принципе, как у выпускника Академии художеств уже под коркой все эти приемы, которые нам там преподавали. Это фундаментальные приемы живописи классической, академической, это композиция, это цвет, это тепло-холодность, постановка. Я использую все эти приемы, хоть у меня живопись и экспрессивная, и абстрактная. При том что это не академическая живопись, все эти приемы в ней существуют.
О традиции художников 70-х годов (Вячеслав Михайлов, Валерий Лукка, Феликс Волосенков)
Я с большим уважением отношусь к так называемой группе художников «Три богатыря», но хочу сказать, что мы совершенно разные. Мы живем в разную эпоху, мы отвечаем на совершенно разные вопросы времени. Что касается приема фактурности, по которому нас пытаются объединить, то происхождение моего приема совершенно другое. В моем случае это нерукотворные вещи, это, скорее, даже последствия физико-химических свойств материалов, с которыми я работаю. Это сила притяжения, это целые, стихийные пятна в моих работах, так что это должно нас как минимум отличать.
О музее Эрарта
Эрарта сейчас — это бренд, это современное пространство. Меня очень радует, что это не законсервированное, архаичное учреждение, а живой организм, который находится всегда в авангарде современного искусства, открывает для зрителя молодых авторов и показывает зарубежные коллекции, новые направления. Это прекрасно!