все новости
репортажи

Пьер Смажевски рассказал о Мишеле Сима и его друзьях – гениях XX века

20 июня 2018

Сын французского фотографа дал команде музея Эрарта развернутое интервью

  • О характере отца и его знаменитых друзей
  • О жизни в «Улье» — легендарной колонии художников
  • О предпочтениях Сима в искусстве
  • О выставке в музее Эрарта

 

 

Пьер, вы  человек, как никто другой знавший Мишеля Сима. Расскажите, каким был ваш отец

Первое, что мне хотелось бы сказать о личности моего отца, это то, что он был очень человечным. Возможно, из-за того, что ему довелось пережить, но и от природы. Конечно, события его жизни тоже повлияли на него. Порой он мог быть довольно жесток, но человечность всегда брала верх. Во-вторых, он умел дружить. Он всегда защищал нас – свою семью, своих друзей. Постоянно оберегал нас. Ну, а в-третьих, это прозвучит не совсем политкорректно, но он бывал очень резок. Как Пикассо. Это его забавляло.

Он никогда не был вульгарен, но груб  да, и это несмотря на свое прекрасное образование. Вот такие две стороны одной личности.

Ваше детство прошло в экзотичном месте – парижской резиденции художников «Улей». Сохранились ли у вас какие-то воспоминания об этом времени?

Это было абсолютно сумасшедшее место. Когда я жил там, зданию было уже семьдесят или восемьдесят лет, оно нуждалось в ремонте, кишело крысами, но в то же время многое в нем было чудесно. В «Улье» было множество детей, и мы играли в специально огороженном безопасном месте. Разумеется, там жило много художников. Порядка 20% процентов из них были абсолютно безумны, так что нас не покидало ощущение опасности. Но в то же время это была очень интересная жизнь. Я не помню точно, но там, кажется, было около восьмидесяти мастерских, очень много людей. Мы с моими родителями тоже жили в маленькой мастерской. Словом, множество художников с женами и детьми, немало эмигрантов. Это был особый жизненный уклад. Я храню очень теплые воспоминания о том времени.

/

Были ли у Мишеля Сима личные предпочтения в искусстве? Творчество каких своих моделей он ценил выше всего?

Личность и характер художника  вещь непростая.

Вы можете судить об отношении отца к своим моделям по числу дошедших до нас фотографий. Если снимков какого-то художника много, это значит, что у отца было желание возвращаться в его мастерскую и работать с ним снова и снова. Как вы знаете, мой отец пережил Освенцим. Жизнь его поколения была нелегкой, материалов для творчества не хватало. Фотопленка была дорогой и ценилась на вес золота. Снимки из нашего архива сделаны фотоаппаратом «Роллейфлекс» на пленке форматом шесть на шесть сантиметров. На одну пленку умещалось всего двенадцать кадров. Собрав двенадцать фотографий, можно составить представление о каждой фотосессии. Если отцу казалось, что двенадцати кадров достаточно, он ограничивался всего одной пленкой. А теперь посмотрите, сколько фотографий Матисса, Утрилло, который был близким другом отца, несмотря на тяжелый характер и проблемы с алкоголем, Миро, с которым Сима провел целых четыре съемки, одна из которых состоялась в студии самого Сима в «Улье». Он также очень ценил Макса Эрнста. С Александром Колдером он только успел познакомиться, у нас всего двенадцать его фотографий.

На самом деле, мне кажется, что все художники, которых он снимал, интересовали его на том или ином этапе. Мой отец действовал по велению души, и если бы он не питал интереса или уважения к творчеству какого-либо мастера, он вряд ли стал бы его фотографировать.

Я забыл упомянуть Шагала. Шагал был близким другом отца, как и Кокто. На самом деле, если мы видим более одной серии чьих-либо фотографий, то на этих фотографиях друг. Кокто написал статью, посвященную совместной выставке моего отца и Пикабиа. Выставка открылась в Каннах в 1942 году незадолго до того, как отец был арестован и депортирован в Освенцим. В статье говорится, что стоит обратить внимание на творческий союз Сима и Пикабиа, и что выставка, на первый взгляд кажущаяся олицетворением анархии, на самом деле знаменует собой новый порядок. Это слова Кокто.

/

На выставке в музее Эрарта много фотографий Пабло Пикассо. Какие у них были отношения?

Конечно, для моего отца был чрезвычайно важен Пикассо.

Они были друзьями. Видите ли, человек, проведший два с половиной года в Освенциме, может потерять рассудок. Франсуаза Жило, с которой я неоднократно виделся в Нью-Йорке, когда записывал интервью с ней для фильма, рассказывала, как в 1946 году Сима приехал к Пикассо в надежде получить рисунок художника для музея в Антибе. У моего отца тогда была мастерская в этом музее, вскоре там стал работать и Пикассо. По словам Франсуазы Жило, она и Пикассо дали Сима «опору, которая позволила ему заново родиться после Освенцима». Они действительно были очень близкими друзьями. Пикассо относился к Сима с абсолютным доверием, позволяя фотографировать себя за работой. Ведь он по-настоящему работал над картиной, а не просто позировал для фото- или видеосъемки. Он создавал настоящий шедевр и позволил Сима запечатлеть этот процесс. Это был знак большого уважения.

Как вам выставка Мишеля Сима в Эрарте?

Здесь была очень важна цветовая гамма стен и освещение. Свет восхитительный, очень «русский», напоминает иконопись. К тому же он воссоздает атмосферу доверительного общения в мастерской. Это настоящий успех.

Была ли у вас возможность пройтись по музею Эрарта и составить о нем собственное мнение? 

Да. Это просто потрясающий музей, вне всякого сомнения. Он важен не только для России, но и для современного искусства в целом. На мой взгляд, творчество современных художников, заставших конец советской эпохи в России, значимо не только для русских, но и для всего человечества. Сила художника в том, что его язык универсален. То, что говорят нам художники, чьи работы представлены в вашем музее, имеет общемировую значимость в наши дни. Не знаю, как сказать это по-английски, но это musée majeur — важнейший, на мой взгляд, центр современного искусства.

Подробнее о выставке
Виталий Коликов